БРИКС

Россия по макроэкономическим показателям кажется одним из лучших представителей лагеря. Но миф о том, что западные портфельные инвесторы невосприимчивы к геополитической напряженности, может быть подвергнут проверке на прочность.

В 2018 году может произойти самый сильный кризис развивающихся стран при жизни нынешнего поколения инвесторов. Большая часть трейдеров и управляющих были свидетелями лишь двух серьезных потрясений: азиатского кризиса 1997 года и глобального кризиса 2008 года. В обоих случаях потери долговых инвесторов в облигациях оказались минимальными благодаря тому, что крупные страны-должники в конце 1990-х были спасены МВФ, а в 2008 году после банкротства Lehman Brothers центральные банки ведущих стран накачали мировую финансовую систему беспрецедентным объемом ликвидности.

В современной экономической истории самый острый кризис развивающихся стран произошел в середине 1980-х годов. За период с 1982 по 1990 год объем суверенных долгов, по которым был объявлен дефолт, вырос с $14 млрд до $435 млрд и затронул большую часть стран, имевших внешние обязательства. Такого рода кризис может повториться в 2018 году. Политика ФРС США исторически определялась внутренними факторами. При этом ее влияние на внешний мир, пожалуй, превосходит внутриамериканское. Когда глава ФРС Пол Волкер решил искоренить инфляцию в США радикальным повышением ставки в 1979 году сразу вдвое, с 10% до 20%, финансовое здоровье практически всех развивающихся стран оказалось сильно подорванным. В 1982–1983 годах объявили дефолт практически все латиноамериканские страны: Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Мексика, Чили; в 1985–1986 годах — крупные африканские страны, такие как Египет, Марокко, Нигерия и ЮАР, а в Европе — Польша. С инфляцией Соединенные Штаты окончательно разобрались к 1983 году, что позволило начать долгосрочный цикл снижения ставки: от максимума 20% до 3% к концу 1992 года.

Азиатскому финансовому кризису 1997 года также предшествовал цикл повышения ставки ФРС. В 1994–1995 годах глава ФРС Алан Гринспен удвоил ставку с 3% до 6%, хотя в те годы американская инфляция почти не менялась, оставаясь на уровне 3%. Первым на такое ужесточение отреагировал корейский фондовый рынок. Индекс KOSPI потерял за 1996 год 27% своей капитализации, а в 1997 году разразился паназиатский долговой кризис. Для предотвращения цепи дефолтов международные финансовые организации выделили Южной Корее $55 млрд, рекордную сумму суверенного займа на тот момент. Тем не менее после девальвации азиатских валют кризис перекинулся в Россию, последовал памятный для многих российский дефолт 1998 года, а затем почти двукратная девальвация бразильской валюты в январе 1999 года.

Ипотечный кризис 2008 года также нельзя отделить от политики ФРС. Когда в 2001–2003 годах ставка была снижена с 6% до 1%, Америку охватил небывалый бум строительства и ипотечного кредитования. Спасая экономику от перегрева, ФРС в 2004–2006 годах взвинтила ставку до 5,25%, после чего произошли известные всем события.

Эффект от нынешнего ужесточения мировой денежной политики может превзойти предыдущие несколько циклов повышений. Долларовые процентные ставки оставались практически на нулевом уровне на протяжении семи лет, с 2008 до конца 2015 года. После еще одного года стабильности при ставке 0,5% с декабря 2016 года ФРС взяла курс на три-четыре повышения в год. В 2019 году, когда ФРС прогнозирует завершение повышательного цикла, ставка может достичь 2,75–3%.

Еще более неприятным для инвесторов может стать сокращение баланса американского регулятора. Хотя ФРС США завершила программу количественного смягчения в 2014 году, суммарный объем активов пятерки ведущих центробанков (США, Европы, Японии, Англии и Швейцарии) увеличился за три года еще на $5 трлн, причем в период с апреля 2016 по март 2017 года были зафиксированы рекордные темпы прироста — почти $200 млрд в месяц.

По мере того как центробанки выкупали гособлигации, частные инвесторы в поисках более доходных альтернатив раскупали рекордные объемы размещений эмитентов из стран с невысокими рейтингами и сомнительной кредитной историей. Например, с начала 2016 года $100 млрд привлекли аргентинские эмитенты. К знаковым сделкам осени 2017-го можно отнести дебют Таджикистана, который привлек $500 млн сразу на 10 лет, и размещение 15-летних облигаций Украины, занявшей $3 млрд — сумму, еще недавно казавшуюся подъемной исключительно для эмитентов с инвестиционным кредитным рейтингом.

В 2018 году эта тенденция развернется на 180 градусов. ФРС объявила, что с 1 октября 2017 года начнет сокращать баланс на $10 млрд в месяц, увеличивая ежеквартально объем сокращения еще на $10 млрд, пока не будут достигнуты темпы $50 млрд в месяц. ЕЦБ с января 2018 года уменьшил покупки облигаций с €60 млрд до €30 млрд в месяц, а с октября полностью их прекратит.

Инвесторы окажутся в непривычной ситуации устойчивого оттока ликвидности и роста доходности надежных активов. Развивающиеся страны привыкли с легкостью занимать на рынке облигаций астрономические суммы под минимальные ставки, невзирая на деформацию демократических институтов и ухудшение показателей кредитоспособности. Возможно, события на финансовом рынке Турции в конце октября 2017 года (падение лиры до исторического минимума, рост доходности локальных гособлигаций до максимума с 2009 года) — первый сигнал об окончании этой «долговой вечеринки».

Помимо Турции, уязвимыми к оттоку западных инвестиций выглядят Бразилия, Мексика, ЮАР и целый ряд стран поменьше. Россия по макроэкономическим показателям кажется одним из лучших представителей лагеря. Но миф о том, что западные портфельные инвесторы невосприимчивы к геополитической напряженности, может быть подвергнут проверке на прочность.

Алексей Третьяков, forbes.ru
Добавить комментарий